Иосиф Флавий: «Иудейские древности» (Φλαυίου Ἰωσήπου: «Ιουδαικη Αρχαιολογια»)
(~ 93)

Книга шестнадцатая

◄◄ | ◄ | Глава ⚫ | ► | ►►

Глава третья

¹ Тем временем неурядица в доме царя росла и росла, принимая всё более угрожающий характер: с одной стороны, Саломея как бы по наследству перенесла всю свою ненависть на юношей и, принимая во внимание успешность своих интриг против их [покойной] матери, совершенно потеряла чувство меры и дошла до того, что решилась не оставить в живых никого из родни покойной, ею загубленной, царицы, кто мог бы отомстить за смерть её; с другой же стороны, и у юношей кипела глухая злоба против отца отчасти при воспоминании о страданиях их матери (и эта злоба была вполне основательна), отчасти вследствие пробуждавшегося и в них страстного желания власти. И вот вновь началось горе, подобное прежнему, а именно раздались укоры юношей по адресу Саломеи и Ферора, возникали ненависть последних к юношам и интриги против них. Обе стороны отличались одинаковою ненавистью друг к другу; неодинаков был лишь характер проявления этой ненависти. В то время как юноши видели признак благородства в том, что по неопытности не сдерживали своего гнева и всегда были готовы открыто высказывать хулу и порицания, придворная партия поступала таким же образом, но прибегала при этом к ловким и остроумно подведённым наветам, постоянно тем самым подзадоривая юношей и побуждая их к решительному и рискованному шагу относительно их родителя. Так как юноши не обращали внимания на приписываемые их матери провинности и полагали, что она, во всяком случае, пострадала невинно, то придворные не сомневались, что они лично отомстят тому, кто видимо являлся виновником её смерти. В конце концов этими слухами преисполнился весь город и, как это бывает в борьбе, все сожалели о неопытности юношей; вместе с тем росла и бдительность Саломеи, которая старалась в поведении самих юношей найти доказательство непреложности своих слов. Они так скорбели о смерти своей матери, и смерть её, по их мнению, ложилась позором и на них самих, что старались повсюду вызвать законную жалость не только к участи своей матери, но и к самим себе, которые принуждены жить вместе с убийцами её и делить с ними всё.

² Все эти распри быстро росли, так как удобною для того почвою являлось отсутствие царя. Когда Ирод вернулся и обратился, как мы выше упомянули, с речью к народу, Ферор и Саломея немедленно явились к нему с представлением, как велика для него опасность со стороны юношей, которые-де без стеснения грозят не отлагать мщения за убийство своей матери. Вместе с тем они указывали Ироду также на то, что те рассчитывают при помощи каппадокийца Архелая предстать перед Цезарем и обратиться к нему с обвинениями против отца своего. Услышав это, Ирод очень встревожился и ещё более смутился, когда ему о том же сообщили также и другие. При этом он не мог не подумать о прежде постигших его бедствиях, как он лишился своих лучших друзей и любимой жены вследствие возникших в семье распрей, а так как он предвидел, что ближайшее будущее сулит ему гораздо более тяжкое горе и несчастье, он был крайне расстроен. Дело в том, что, несмотря на дарованные ему Господом Богом и превосходившие всякие ожидания внешние успехи, он в домашней жизни был невыразимо несчастен и рознь эта доходила до таких пределов, что никто себе этого даже не мог представить; вместе с тем он не знал, не отдать ли ему все внешние свои успехи за устранение зол в домашней среде и не лучше ли будет избавиться от такого обилия домашних неурядиц отречением от высокого царственного положения.

³ Находясь в таком смущении и столь неопределённом положении, он решил, чтобы обуздать юношей, призвать другого сына своего, Антипатра, который родился у него, когда он ещё был частным человеком, и дать ему почётное положение, впрочем, не в такой степени, как сделал он это впоследствии, уступив и отдав ему всё. Таким путём Ирод рассчитывал сократить притязания сыновей Мариаммы и думал, что они тем скорее придут в себя, чем скорее поймут, что не они являются единственными господами положения и что не им одним и притом обязательно предстоит унаследование царской власти. Поэтому он ввёл при дворе Антипатра в качестве их соперника, рассчитывая не без основания на целесообразность такой меры для себя лично и на то, что, если он поставит юношей на второй план, они со временем исправятся. Однако всё случилось иначе, чем он предполагал.
Сыновьям [Ирода] отнюдь не понравилось стеснение, которому они теперь подверглись, с другой же стороны, Антипатр выказал всю силу своего характера, внезапно добившись власти, на которую раньше никак не мог рассчитывать: теперь у него была одна только цель - вредить своим братьям и не допускать их к занятию первенствующего положения, равно как не отходить от отца, который уже поддался наветам со стороны и благодаря стараниям [Антипатра] мог быть ещё более возбуждаем против опороченных юношей. Все такие наветы исходили от Антипатра, причём последний, однако, остерегался подавать вид, что он является виновником их; напротив, он пользовался для этого совершенно неподозрительными клевретами, которые тем самым лишь ещё более доказывали своё мнимое расположение к царю. В то время [при дворе] было уже много лиц, которые примкнули к Антипатру в расчёте на награды и которые заставляли Ирода верить, что они говорят всё это из преданности ему. При таком дружном и верно рассчитанном образе действий сами юноши, со своей стороны, подавали все новые поводы к сплетням. Они нередко плакали над постигшим их унижением, взывали к матери своей и открыто в присутствии приближённых царя обвиняли последнего в нарушении права. Всё это ловко подхватывалось гнусными сообщниками Антипатра и доносилось Ироду в приукрашенном виде, так что домашние смуты только росли и росли. Царь расстраивался этими доносами и, желая ещё более унизить сыновей Мариаммы, всё более возвышал Антипатра, так что в конце концов решился даже пригласить ко двору мать его [1]; вместе с тем он неоднократно писал о нём императору и выставлял его как особенно дельного человека.
Когда же Агриппа после десятилетнего правления в Азии собрался вернуться в Рим, Ирод отплыл к нему из Иудеи и взял с собою при этом случае одного лишь Антипатра. Последнего он поручил Агриппе с просьбою взять его с большими подарками в Рим, чтобы Антипатр там мог заслужить благоволение Цезаря. Таким образом, могло казаться, что Антипатр забрал всю власть в свои руки, тогда как его юные братья окончательно и раз навсегда были лишены её.

^[1] Т.е. Дориду.