Филон Александрийский, также Филон Иудейский (Philo Alexandrinus, Φιλωνος Ιουδαιου)
(ок. 25 г. до н.э. - ок. 50 г. н.э.)

О добродетелях. Книга I: О посольстве к Гаю (Περι αρετων Α΄. Ο εστι της αυτου πρεσβειας προς Γαιον)

◄◄ | ◄ | Глава ⚫ | ► | ►►

¹ Агриппа взял дощечку и стал писать: «Мой страх и стыд, владыка, не дали мне лично беседовать с тобою: мой страх не мог сопротивляться угрозам, а чувство стыда не выдержало груза моего почтения к тебе. Теперь письмо откроет мою просьбу - её несу тебе как масличную ветвь.

² Всем людям, самодержец, от природы даётся страстная любовь к отчизне, глубокая привязанность к своим законам, и тут тебя учить не надо - ты любишь отчизну всем сердцем, всем сердцем чтишь обычаи отцов. И каждому народу прекрасным кажется своё (пусть это на самом деле не так), ибо тут дело более в расположении чувств, нежели в разумных соображениях. Я, как ты знаешь, еврей, родился в Иерусалиме, где стоит верховный Храм Всевышнего. Деды мои и прадеды были царями, но большая их часть носила звание «первосвященник», и свой священный сан они ставили выше царского звания, считая, что первосвященник настолько выше царя, насколько Бог выше человека. Ибо один служит Богу, другой заботится о людях. И ежели мой жребий таков, и это мой народ, моя отчизна, мой Храм, то я прошу за всех.

³ Скажу (дабы не создавалось ложного мнения): этот народ всегда испытывал благочестивый трепет перед вашим домом, и во всём, что дозволяют и требуют законы благочестия, ничуть не уступал другим народам Азии и Европы: молитвы, приношенья в храмах, обильные жертвы, не только праздничные, но и ежедневные. И в этом видно благочестье моего народа - не то, что на языке, но то, что в глубине души, когда не признаются Цезарю в любви, но любят его.

⁴ Должен я сказать и о Святом Городе: как я уже сказал, это мой родной город, но это и метрополия не только Иудеи, но многих других земель, ибо когда-то еврейские переселенцы обосновались как в сопредельных странах - в Египте, в Финикии и в Сирии (и в той, что зовётся «Дольная» [1], и в другой), так и в далеких - в Памфилии, Киликии и в Азии вплоть до Вифинии и самых отдалённых заливов Понта, и точно так же в Европе - в Фессалии, Беотии, в Македонии, в Этолии, в Аттике, в Аргосе, в Коринфе, в большинстве лучших земель Пелопоннеса. Но не только материки - и самые славные острова (Эвбея, Кипр и Крит) полны еврейских поселений. Не говорю о землях за Евфратом, ибо за малым исключением везде - и в Вавилоне, и в прочих областях, где почва плодородна, живут евреи. Так что ежели достанется моему городу часть твоего благоволенья, облагодетельствованным окажется не один город, но тысячи во всех частях света - в Европе, в Азии, в Ливии, на материках и на островах, на побережьях и вдали от моря. Как это сообразно с величием твоей судьбы - облагодетельствовав один город, облагодетельствовать тысячи других, так чтобы во всех уголках мира тебя воспевали и славили и отзвуки похвал мешались бы с благодарственными кликами. Отечества иных своих друзей ты целиком счёл достойными римского гражданства, и недавние рабы сами обрели рабов. И это благодеяние даже больше радует тех, кто стал невольным его участником, чем тех, кто вкусил его сполна. Я сам из тех, кто знает, что есть у него владыка и господин, однако причислен к его друзьям, и пребываю в таком почёте, что почти никто не может со мной сравниться, а большего расположенья вообще никто не добивался. И вот, поскольку я по природе своей таков и столько знал твоих благодеяний, я должен был бы осмелиться просить тебя если не о римском гражданстве для своего отечества, то о свободе или отмене податей, однако я не решаюсь высказывать столь дерзкие просьбы. Моя просьба самая необременительная: о милости прошу, которая тебе не стоит ничего, а родине моей будет в высшей степени полезна, ибо может ли быть большее благо для подданных, чем благоволение правителя? Это в Иерусалиме, самодержец, впервые возвестили о долгожданном твоём преемстве, это отсюда разнеслась слава о нём по обоим материкам; и это тоже делает Иерусалим достойным твоего особого внимания. Ибо как в семье старший из детей имеет право первородства, ибо первым назвал отцом и матерью своих родителей, так и этот город, первым из городов Востока назвавший тебя самодержцем, имеет все права на большие или, по крайней мере, равные со всеми блага.

⁵ И заключая защитную мою речь и одновременно прошение, я излагаю просьбу касательно Храма. С тех пор, владыка, как стоит этот Храм, он не знал ни единого рукотворного изображения, ибо там пребывает истинный Бог; творенья же художников и ваятелей суть подражанья зримым богам, а запечатлевать Бога незримого считалось нашими предками неблагочестивым делом. Агриппа, твой дед [2], сам прибыл, чтобы почтить наш Храм, и Август почтил его тем, что повелел отовсюду присылать туда первины и неукоснительно приносить там жертвы, и прабабка твоя <* * *> Итак, никто - ни эллин, ни варвар, ни наместник, ни царь, ни смертный враг, ничто - ни мятежи, ни войны, ни плен, ни грабежи не стали причиной столь серьёзных нововведений в Храме как водруженье статуи из камня или дерева либо чего-то иного, сотворённого руками человека. И даже если была неприязнь и враждебность к обитателям этой страны, какой-то страх и стыд удерживали от нарушения каких-нибудь исконных установлений во славу Создателя и Отца всего. Ибо было ясно, что за такие и подобные дела Бог посылает неисцелимые несчастья. По этой причине все остерегались посеять семена неблагочестья, боясь, как бы не пришлось пожинать плоды, созревшие на общую погибель.

^[1] Гай Норбан Флакк - легат Антония и Октавиана в 42 г. до н.э.; консул 38 г. до н.э.

^[2] Прабабка твоя Юлия Августа - речь идёт о Ливии (58 г. до н.э. – 29 г. н.э.), матери Тиберия. Имя «Юлия Августа» она получила после развода с отцом Тиберия (Тиберием Клавдием Нероном), выйдя замуж за Октавиана Августа.