Филон Александрийский, также Филон Иудейский (Philo Alexandrinus, Φιλωνος Ιουδαιου)
(ок. 25 г. до н.э. - ок. 50 г. н.э.)

О добродетелях. Книга I: О посольстве к Гаю (Περι αρετων Α΄. Ο εστι της αυτου πρεσβειας προς Γαιον)

◄◄ | ◄ | Глава ⚫ | ► | ►►

¹ Пока они стенали и жаловались, жители священного города и всей страны, узнав о предстоящих событиях, поднялись точно по сигналу - он был подан их общим горем - и, бросив города, деревни и дома, так что они совершенно опустели, единым потоком хлынули в Финикию, ибо там как раз в это время был Петроний. Люди Петрония, увидев, что движется бесчисленная толпа, бросились предупредить его, чтобы тот принял меры предосторожности, - они решили, что придётся воевать. Они ещё не кончили говорить, Петроний ещё не позвал охрану, а толпы евреев, подобно внезапно нашедшей туче, уже покрыли всю Финикию, повергнув в изумление тех, кто не знал, сколь многочислен этот народ. Сначала в толпе поднялся крик вперемешку с плачем и биеньем в грудь, и это было невыносимо для слуха присутствовавших там, ибо крик не прекращался, когда все умолкли, но продолжал отдаваться эхом; потом нужно было подступиться к Петронию с такими просьбами, которые уместны были бы в тех обстоятельствах (несчастья сами учат, как лучше вести себя). Все поделились на шесть групп: старики, мужчины, мальчики, старухи, женщины, девочки. И как только Петроний показался вдали, все шесть как будто по команде пали ниц, и завывания, похожие на погребальный плач, мешались с мольбами. Петроний их подбодрил - мол, встаньте и подойдите ближе; те, помедлив, встали и подошли, все в пыли и в слезах, с руками заложенными назад, будто связанными. Потом старшие, встав перед Петронием, заговорили: «Мы, как ты видишь, безоружны, хотя иные обвиняют нас, что мы явились, чтобы сражаться. Мы даже убрали данное нам природою средство защиты - руки, заложив их за спину, так что и они теперь бессильны, а сами мы - прекрасная мишень для тех, кто хочет нас убить. Мы привели с собой жён, чад и домочадцев и припадаем к коленям Гая, припав к твоим: или спасите нас всех, или сотрите с лица земли. Петроний! Мы люди мирные и по природе, и по убеждениям, и в этом нас прилежно воспитывали с детства. Мы первыми в Сирии изъявили радость, когда Гай получил верховную власть, ибо тогда Вителлин, твой предшественник [1], получил известие об этом, и потому радостная весть пошла по городам от нас. И разве для того наш Храм первым принял жертвоприношения во славу Гаева правленья, чтобы первым или даже единственным лишиться исконного порядка богослужения? Мы покидаем наши города, бросаем дома и добро; мы отдадим охотно всё наше богатство, деньги, всю утварь, ценности и прочее, что мы нажили, и будем при этом в прибытке, а не в убытке. Взамен же мы просим только одного: не делать никаких нововведений в Храме, оставить его таким, каким мы получили его от наших праотцов и предков! Но если мы не убедили вас, убейте нас, чтобы не быть нам свидетелями зла, худшего, чем смерть. Мы знаем, что если станем препятствовать обряду посвящения, двинутся против нас и пешие, и конные войска. Но нет, мы не безумцы, чтобы идти против своего хозяина! С готовностью и радостью мы подставляем горло: пусть в жертву принесут, пусть наше мясо поделят на куски для жертвенного пира - не встретят они сопротивленья, не прольётся их кровь, пусть совершают всё, что подобает победителям! Но войско зачем? Мы сами начнём обряд - и лучших жрецов не сыщешь. И жён возложат на алтарь жёноубийцы, сестёр и братьев - сестро- и братоубийцы, отроковиц, и отроков, и чад невинных - детоубийцы (так говорят в трагедиях, но этот язык и нужен, когда случилась трагедия). Потом, встав среди них и омывшись родной кровью (такое омовенье подобает тем, кто хочет чистым сойти в Аид), мы с ней смешаем собственную кровь, заколовшись над их телами. А после нашей смерти издайте указ, чтобы сам Бог не гневался на нас, ибо цель наших действий была двоякой - и самодержца не задеть, и священных законов не нарушить. И это нам удастся, только если мы уйдём из жизни, пренебрегши ею, уже невыносимой для нас. У греков есть древняя легенда - её передают учёные мужи, и все они единодушны в том, что голова Горгоны обладала такою силой, что всех, кто только взглянет на неё, тотчас же превращала в камень или скалу. Это, похоже, вымысел, а то, что в этой легенде правдиво, открывается в обстоятельствах чрезвычайных и прискорбных: гнев господина рождает смерть или нечто весьма на неё похожее. Подумай, а если (но это никогда бы не могло случиться!) кто-то из наших увидел бы, как статую торжественно везут к Храму, разве не окаменел бы он, разве не оцепенели бы навеки члены его, не остановились бы глаза, разве всё тело его не изменилось бы, утратив природное движенье в каждой из слаженных частей его?! Петроний! Выслушай последнюю и самую законную просьбу! Нет, мы не говорим: «не исполняй приказа!», но на коленях умоляем - помедли, чтобы нам избрать и отправить послов для встречи с самодержцем! Быть может, наше посольство убедит его - или поведав о нашем почтении к Богу, или рассказав о том, как мы блюдем наши законы, или объяснив, что мы заслуживаем не худшего обращения, чем все народы (включая те, что обитают в самых отдалённых пределах), которые хранят заветы предков, или напомнив о том, что дед его и прадед признали законным наши обычаи и уважали их. Быть может, услышав всё это, он смягчится: сужденья великих меняются, а те, что порождены гневом, даже быстрее теряют силу. Мы стали жертвой клеветы, позволь нам опровергнуть её, ибо тяжело быть осуждённым без суда. А если мы не убедим его, что помешает тебе исполнить то, что ты задумал уже сейчас? а покуда не отнимай надежду на лучшее у этой тьмы народа, который ревнует не к корысти, но к благочестию. Впрочем, неверно так говорить, ибо есть ли большая корысть для человека, чем благочестие?»

^[1] Твой прадед - император Август, «формальный» прадед Гая, ибо Тиберий был им усыновлён.